Виктория Токарева

«Что лучше: горькое счастье или серый покой? Не могу ответить»

Писатель Василий Свободин любил жениться. Сколько у него было жён - я не знаю. Немало. Каждая жена рожала ему замечательных детей, так что и детей у него немало. И все замечательные. Поговаривали, что его настоящая фамилия Либерман. А поскольку «либерте» в переводе с французского - «свобода», Вася взял псевдоним Свободин.

С последней женой он познакомился на вечере встреч с читателями. Василий прочитал рассказ, потом стал отвечать на вопросы. В конце вечера он подписывал книги. Выстраивалась длинная очередь. Вася ставил автограф, а читатели говорили ему в лицо добрые слова типа: «Спасибо за ваше творчество», «Вы помогаете мне жить». Вася уставал, но позитивная человеческая энергия вливалась в него, и он потом хорошо себя чувствовал.

На этом вечере было много народу, человек двести, и выстроилась внушительная очередь за автографом. Он немножко осатанел, хотел извиниться и уйти, но вдруг увидел руку. Рука была юная, совершенная, сквозь тонкую кожу просвечивала голубая жилка. Такую руку надо ваять из мрамора и оставлять на века.

Вася перевёл глаза с руки на лицо. Лицо тоже оказалось молодым и прекрасным.

- Как вас зовут? - спросил Вася, робея.

- Марья, - сказала девушка. Не Маша, не Мария, а именно Марья, как в старые времена. Вася поставил автограф, а внизу свой телефон и приписку: «С надеждой на спасение». Он не надеялся, что Марья отзовётся.

Такие не звонят. Но она позвонила. И приехала к нему в гости. Это был период междуцарствия, когда Вася расстался с прежней женой и завис в невесомости и неопределённости, Марья вошла в его дом, и Вася тут же стал делать из неё жену. Заставил убрать квартиру, приготовить ужин, лечь с ним в постель, зачать ребёнка, экономить его деньги. Вася был знаменит, но небогат. Писатели богатыми не бывают. Он не мог диктовать свои цены, а если бы и мог - постеснялся бы. Вася был из хорошей семьи, а скромность - основная черта интеллигента. Марье пришлось стать его агентом, менеджером, вести все его дела. Марья родила Васе двоих детей, мальчика Ваню и девочку Таню. Вася оказался третьим ребёнком, довольно трудным.

Прежние жёны его не воспитывали, только любили и страдали. А Вася, как скорпион, питался их страданием. Самоутверждался. Несмотря на внешнюю привлекательность и очевидный талант, Вася был закомплексован и свои комплексы кормил чужой кровью, как паук. Ловил мух в свою паутину и высасывал.

Жизнь у Марьи оказалась не такой лучезарной, как хотелось бы. Но статус... Всё-таки жена знаменитого Свободина, общение с интересными людьми, а это очень важно. Каждый человек - театр, а Марья - благодарный зритель. За интересное общение можно многое перетерпеть.

В любви самое главное - её плоды, а именно - дети.

Как знать, может быть, от другого мужчины она родила бы детей не хуже, но это проверить невозможно. Ванечка - копия отца, а Таня - вылитая бабушка, мать Васи, в своё время известная красавица, роковая фемина. Так что наследственность - налицо.

Вася обожал детей до судорог, и Марью-красу он тоже ценил высоко. Брал просто молодую, на тридцать лет моложе, а оказалась к тому же умная и практичная. Верная жена, прекрасная хозяйка, изобретательная любовница и заботливая мать.

Марья решила купить дачу, чтобы вывозить детей на свежий воздух. В этой связи она появилась в моём дачном посёлке.

Посёлок - старый, с традициями. Однако купить дачу нереально. Немереные деньги. Непосредственно к нашему посёлку примыкал ведомственный санаторий. Рядом с основным корпусом санатория находился дом для обслуживающего персонала. Его называли «бомжатник», что весьма несправедливо. Дом был невысокий, трёхэтажный, из розового кирпича. Вокруг цветущий кустарник, а напротив - сосновый бор. Бор замусоренный, как это принято в России: консервные банки, бутылки, пакеты. Но сосны есть сосны, небо есть небо. И воздух абсолютно такой же, как в моём дачном посёлке. И солнце то же самое. И стоит на два нуля меньше, то есть в сто раз дешевле.

Практичная Марья купила в «бомжатнике» трёхкомнатную квартиру. Сделала ремонт, обставила мебелью. Семья стала жить на свежем воздухе.

Народ в «бомжатнике» был, конечно, не из высшего общества, много пьющий и шумный. Но присутствие в доме знаменитого писателя возвышало народ в собственных глазах. Я видела однажды, как двое мужиков, плотник и электрик, выносили стол из подъезда и ставили его в зелёную зону цветущего шиповника. Это был Васин летний кабинет. Вася шёл следом, с ноутбуком под мышкой и неизменным красным шарфом на шее. Буквально Пьер Карден. Его лик был значителен и одухотворён. Рабочие поставили стол куда надо и отошли на цыпочках. Смотреть на это было приятно и трогательно. Люди благодарны своим «певцам». Васино соседство поднимало их самооценку. Получалось, что и они причастны к искусству.

На территории санатория находилась детская площадка, туда стекались дети из дорогих дачных коттеджей и дети из «бомжатника». Все шумно играли, вопили, качались на качелях, и не имело значения, кто где живёт.

Няньки сбивались в кучу, как чайки, обсуждали своих хозяев. Сплетничали, выносили сор из избы. Это была своеобразная месть за чужое благополучие и, конечно же, зависть - двигатель прогресса.

Маленький Ванечка опекал сестру, лепил вместе с ней в песочнице куличи. Когда я проходила мимо, он поднимал голову и кричал:

- Вика, привет! Как ты поживаешь?

- Симпатично! - кричала я в ответ. - А ты как?

Няньки хватались за голову: разве можно со взрослыми на «ты»? Какая невоспитанность...

Но я знала, что дело не в воспитании. Васины родители жили в Израиле, и дети проводили там каждую осень и зиму. В Москве серое небо, холод и мало солнца. А солнце - это витамин Д. Без него организм хиреет. В Тель-Авиве - солнце, море, пальмы, как в Сухуми. На зиму и осень можно спрятаться, а в жаркие месяцы - обратно в Москву. Лето в Подмосковье - бархатная благодать, а в Израиле - финская баня. По полгода дети проводили со старшими Либерманами. Привыкали и даже осваивали новый язык. В Израиле нет «вы», там только на «ты», с кем угодно. Даже с главой государства. При встрече с ним спрашивают: «Биньямин, как ты поживаешь?»

Моя внучка Катя тоже торчала в песочнице и кружила головы ровесникам. Они все были в неё влюблены, кроме Ванечки. Семилетний Ванечка остался равнодушен к пятилетней Кате, а вот она замирала, глядя в его глаза. Однажды спросила:

- А что если я поженюсь на Ване?

- Ни в коем случае! - испугалась я.

- Почему?

- Он очень красивый. Красивый муж - чужой муж.

Я вспомнила Васю Свободина, его многочисленных плачущих жён и не пожелала такой участи для своей любимой внучки.

- Ну и что? - легко возразила Катя. - Я тоже буду обманывать.

- И что это за жизнь? Вопрос остался открытым.

С Марьей мы подружились. Она часто приходила ко мне и жаловалась на Васю. Творческие люди эгоистичны, похожи на беременных женщин. Думают только о себе и о том, какой замысел вызревает в их утробе.

Человеческий талант - не меньше творческого, а даже больше. И дороже. Книги читают не все, а такие качества, как порядочность, доброта и благородство, нужны не меньше, чем хлеб и вода. Вася этого не понимал. Жил как хотел. Он себе ничего не запрещал. Привык к тому, что ему всё всегда сходило с рук. Мог не прийти ночевать. В дом звонили какие-то невоспитанные бабы. Когда Марья спрашивала: «Кто говорит?» -отвечали: «Какая разница?»

- Представляешь? - возмущалась Марья. - И это при том, что я моложе его на тридцать лет.

- Творческие люди как дети, -утешала я. - Вася - большой ребёнок.

- Детей тоже наказывают.

- Наказывают, но не бросают. В один из дней Марья пришла ко мне замкнутая, молчаливая. Она долго не решалась озвучить свою проблему, потом всё-таки проговорила: -Я хочу от него уйти.

- А у тебя есть к кому уйти? -поинтересовалась я.

- Нет. Я хочу уйти не к кому-то, а от него. Но мне его жалко. Кому он нужен? Это всё равно, что зимой выбросить кота на улицу.

- Если ты его бросишь во вторник, то в среду его уже подберут, - предупредила я. - А ты останешься одна с двумя детьми. Так что подумай лучше о себе.

Марья смотрела перед собой, как будто пыталась разглядеть свою участь. Их брак устал, претерпевал кризис. Но Марья терпела по трём причинам. Во-первых - дети, у детей должен быть отец. Во-вторых - «манже». По-французски - значит «есть», «еда». А в-третьих - любовь в начале их совместной жизни. Она не проходит бесследно. Где-то застревает и остаётся.

Таня часто приходила к Кате в гости, и иногда ей разрешали остаться ночевать. Марья мне доверяла. Перед сном я поила девочек молоком. Мне приносили из деревни трёхлитровую банку парного молока, прямо из-под коровы. Катя пила, а Таня-нет. Она надевала мученическую гримаску на своё маленькое личико и говорила: - У вас очень вкусное молоко, но я к нему не привыкла. Мама покупает молоко «Милая Мила».

Оно гораздо хуже, но привычка...понимаете...

- Понимаю, - соглашалась я. Думала при этом: какая воспитанная девочка. Она перекладывает вину на себя. Это она виновата, не привыкла. Другая бы хлебнула парного молока из стакана и плюнула обратно со словами: «Фу, что вы мне даёте?»

И я оказалась бы виновата.

А так-я ни при чём. Вот что значит врождённая интеллигентность и правильное воспитание. Однажды, сидя на кровати в пижамке, Таня поделилась со мной своим горем:

- Вы знаете, Ваня при бабушке ударил меня ногой. Бабушка так огорчилась, что от неё отлетел кусочек жизни. Таня смотрела на меня огромными глазами-звёздами, в них стояла трагедия. - Кто он такой? - Таня воздела руки над головой.

-Кто он такой, чтобы забирать у бабушки КУСОЧЕК жизни?

Мне хотелось успокоить Таню, обнять её тельце, тоненькое, как веточка. Она была вся такая хрупкая, беззащитная, милая и смешная. Она вызывала во мне самые трепетные чувства, какие только заложены в человеке.

Представляю себе, как любил её отец. Она была ему одновременно и дочка, и внучка, и радость жизни, и её смысл. Свободины часто приглашали меня к себе в гости. Им было душно друг с другом. Хотелось открыть форточку. Я была форточкой.

Я приходила первое время. Вася, как правило, сидел на белом кожаном диване, перед ним на журнальном столике стояла бутылка водки и рюмка. Привычки не отпускают человека и в старости. Хмурая Марья стояла у плиты, жарила оладьи. В профиль у неё была очень красивая попка, маленькая и круглая. И красивый маникюр.

Оладьи - детям, а Васе - пачка обезжиренного творога. Я знаю этот нулевой творог, его невозможно взять в рот. По большому счёту, это даже не творог, а какая-то белая глина.

- Что ты мне дала? - обиделся Вася.

- Я не собираюсь из-под тебя дерьмо вывозить, - ответила Марья.

Я мысленно расшифровала этот текст: от жирной пищи образуются холестериновые бляшки, а от них - инсульт. От инсульта - паралич, неподвижность, памперсы или судно. Вот это судно она не хотела бы выносить. Значит, надо исключить жирную пищу, в целях профилактики.

Вася тяжело вздохнул. Красный шарф был при нём. Он не терял свой имидж и своё достоинство. Подкатилась Таня и влезла на диван. Вася протянул руку, нащупал дочку, легонько подгрёб её к себе и закрыл глаза от непосильного напора любви. Он не хотел больше ни на что смотреть, отсекал от себя все лишние впечатления. Таня угнездилась у отца под мышкой и тихо сказала:

- Папочка, я всегда буду тебя любить, и сейчас, и потом...

Девочка догадывалась, что отец старый и на всю её жизнь отца не хватит, но это ничего. Она будет любить его и потом...

Из своей комнаты вышел Ванечка, сел на диван с другой стороны и положил голову отцу на плечо. Это была запоминающаяся композиция: красивый старик и двое детей по бокам. Я посмотрела и подумала: песня...

Прошло полгода. Свободины куда-то исчезли. Но однажды вечером зазвонил телефон, и я услышала голос Марьи:

- У меня к тебе просьба, - сказала она. - Зайди в мою квартиру, посмотри, всё ли там в порядке. Боюсь, что её разворовали...

- А ты где? - не поняла я.

- В Тель-Авиве. Я уехала в Израиль вместе с детьми. Мы теперь здесь.

- А Вася?- испугалась я.

- Вася нас бросил. Он полюбил другую и ушёл из семьи.

Я онемела.

- Кто такая? - сдержанно спросила я.

- Фрося Бурлакова. На десять лет моложе меня.

Я не стала комментировать, сухо спросила:

- А как я попаду в квартиру?

- Возьми ключи в конторе. Я оставила там запасной комплект.

- А давно это случилось?

- Полгода назад, - спокойно ответила Марья. - Московскую квартиру я оставила за собой. А эту, в «бомжатнике», придётся продавать. Пусть ключи будут у тебя. Ты не возражаешь?

- Конечно, не возражаю, -отозвалась я, при этом подумала: «А Вася куда денется?» Вряд ли у Фроси Бурлаковой есть недвижимость. И какой ей резон брать на свою площадь нищего старика, хоть и знаменитого?

На другой день я взяла в конторе ключи и отправилась в «бомжатник». По дороге я осмысляла происшедшее: инициатор развода - Вася, он устал от внутрисемейной критики. Злобная Марья не вызывала в нём желания, только страх. А Фрося была в новинку.

Но неужели ему не стыдно? Он будет сотрясаться в оргазмах, а в это время его дети станут плакать в подушку горькими слезами, ядовитыми, как кислота? С каким оглушительным предательством встретятся маленькие неокрепшие души! И как это скажется на их судьбе?

Сколько капелек жизни потеряет Марья? Это землетрясение для семьи. Их земля разверзлась под ногами, внизу бездна. Они отскочили от этой бездны до Израиля, бросили всё нажитое, друзей, и всё для того, чтобы чужая Фрося праздновала победу. Ладно Фрося. Бог с ней. А Вася? Он что, сошёл с ума? Был бы в середине жизни, а то на финише... Сработала привычка уходить и жениться по новой.

Привычка - вторая натура. И часто порошковое молоко «Милая Мила» кажется вкуснее настоящего.

Я вошла в знакомую квартиру. Есть рассказ, не помню чей, «Дом, где совершено преступление». Я ступила именно в такой дом. Духота. Окна закрыты, запылены. Запах такой, как будто в доме забыли труп. Всё раскидано. На плите - оставшаяся еда. Мясо засохло на сковороде.

И казалось, что в воздухе стоит застывший крик. Этот крик не выветрился. Кто кричал? Марья? Дети? Они кричали так, будто их убивают. А ведь это так и есть. Их именно убивали, и они никогда больше не будут прежними. Может быть, они кричали молча, в панике покидая этот дом. Но крик остался висеть под потолком.

Я вышла из этого дома, в котором было совершено преступление. Нашла двух тёток для уборки квартиры. Зина и Тося пришли со своим стиральным порошком и довольно быстро отдраили квартиру. Я помогала.

Когда я уходила, квартира сверкала, как невеста, но всё равно в ней осталась печаль и безжизненность, как будто в доме лежал обмытый и принаряженный покойник. Хотелось на улицу, на свежий воздух.

Я пошла домой и почему-то заплакала. Наверное, по тому принаряженному покойнику. У Тургенева есть фраза: «Всё не так, как хочется ». Хочется одно, а получаешь другое.

Любовь не держится вечно.

«Не обещайте деве юной любови вечной на земле». Нас неправильно воспитывают.

Надо в школе преподавать, что любовь временна. А вот чувство долга - вечно. Этому надо учить, воспитывать, защищать диссертации. А за предательство - наказывать. Сажать в тюрьму.

Пусть тот, кто бросил своих близких, чувствует то же самое, что и брошенные. А иначе получается как в детской считалке: «Он - на аэроплане, они - в помойной яме». Без вины виноватые сидят в помойке и вдыхают смрад предательства. А он в это время осваивает Фросю, мацает её спелые сиськи, большие, как поросята.

Квартира продалась довольно быстро.

Я изредка звонила Марье в Тель-Авив.

- Как дела? - спрашивала я. - Евреи предлагают руку и сердце? - Нет. Только временное сожительство... - Марья не боялась себя вышучивать. Умные поймут, а с дураками она не общалась.

И вместе с тем, несмотря на самоиронию, в этой фразе стояла горечь. Она осталась соломенной вдовой, брошенкой, разводушкой, а это обидный статус. И вдруг однажды... Именно вдруг и именно однажды Марья позвонила и проговорила испуганно:

- Старик просится обратно. Брать?

- Брать, - не раздумывая приказала я.

- А цена вопроса?

Цена была высока. Эту цену я прочувствовала в брошенной квартире. Но тем не менее его возвращение - это восстановление здравого смысла, справедливости жизни.

- Сделай это ради детей, - сказала я. - Вставь Фросе паяльник. - При чём тут Фрося? Паяльник надо вставить Васе. Но он болеет, лежит в больнице.

- А что с ним?

- Не знаю. Говорит, что, если я его не заберу, он умрёт. Говорит, что думает о нас каждую минуту.

- Да, забери! - снова приказала я. - «Милосердие выше справедливости».

- Кто сказал? - спросила Марья.

- Кто надо, тот и сказал.

Марья задумалась. Размышляла. Взвешивала «за» и «против», хотя, конечно же, всё давно решила.

Она заберёт Васю у Фроси и вернёт детям. Его возвращение - это покаяние. Очищение.

Можно не верить конкретно в Бога, но во что-то верить всё-таки надо...

Вася переехал в Израиль, больной в пух и прах. Марья положила его в хороший, серьёзный госпиталь. Семья навещала Васю каждый день.

Он пребывал в отдельной палате - просторной и белой. Врачи, почти все русскоязычные, делали всё, что было в их силах и сверх сил. Но... редко кто мог выскочить из этой фатальной болезни, которая накрыла весь земной шар. Даже «рокфеллеры» умирали от рака, и деньги не помогли. А что говорить о бедном Васе...

Вася умер в ясном сознании. В последнюю минуту он потянулся рукой, чтобы дотронуться до своих родных, любимых...

Васи больше нет. Но я часто вижу его по телевизору. Он продолжает жить в своих книгах, в интервью. Смотрит на меня с экрана, значительно прищурившись и обязательно в красном шарфе.

Я тоже смотрю на него и думаю: а где ты сейчас? Вот жил человек, любил, страдал, размножался, ошибался - и где сейчас всё это? Это всё?

Бог молчит. Упёрся. Тайны не раскрывает. Но ведь не может быть, чтобы все наши усилия и чувства упали, как камень в пропасть. Пропали безответно. Должен быть какой-то отзвук или хотя бы эхо...