Знаменитости

Знаменитости

четверг, 4 февраля 2016 г.

Джавахарлала Неру.Взгляд на великого человека

В ноябре 1949 года на делийской площади Коннатплейс, где в те времена не было столь оживленного автомобильного движения, я заглянула в единственный тогда книжный магазин, чтобы купить книгу. Какую именно, я и сама не знала и поэтому спросила у продавца, что он мне посоветует. В ответ он достал прекрасно изданный томик небольшого формата издательства «Сигнет пресс». В нем было страниц пятьсот. На обложке из дорогой бумаги — белые волнистые круги по зеленому полю. Автором обложки, как говорилось на первой странице, был в ту пору мне неизвестный Сатьяджит Рэй. На титульном листе стояла также цена — 12 рупий. Как мало за такое сокровище!


Это было «Открытие Индии» Джавахарлала Неру, изданное всего годом ранее. Открыв ее, я прочитала несколько страниц, а затем уже не могла оторваться, пока не проглотила всю — от корки до корки. И потом я неоднократно ее перечитывала. Благодаря ей я поняла, что Неру не только выдающийся государственный и общественный деятель, но и прекрасный писатель.


Он писал, как говорил: непринужденно, легко, занимательно: свободно цитировал многих классиков и современных авторов; делал философские отступления: политическую историю перемежал мыслями о культуре, искусстве, литературе, религии, кастовой системе, образовании, тенденциях социального развития.


Пишет ли он о «величественной и лучезарной личности» Будды, или мудрости Упаншиад, об истории канувших в Лету империй, о клубке нынешних индусско-мусульманских отношений или сравнивает кастовую систему с рабством, его глубокие, разнообразные, свежие мысли захватывают читателя.


Он рассказывает нам об удивительных фактах: например, о том, что египтяне заворачивали мумифицированные тела покойников в индийский муслин и красили ткани индийским индиго. Он напоминает нам, что именно Индии мы обязаны «арабскими» цифрами и что символ, обозначающий нуль, был впервые использован в одной из индийских рукописей, датированной 200 г. до н. э.


Его восхищает сходство Индии и Китая, особенно в том, что, просуществовав столько веков, они не утратили своих характерных особенностей. Он с восхищением пишет о «жизнестойкости китайского народа, могучего, как скала».


Отступления-раздумья привносят в книгу глубоко личные мотивы. Неру рассказывает о том, какие чувства испытал, попав из тюремного безмолвия в водоворот политической жизни, как потребность активно участвовать в освободительном движении боролась в нем с природной склонностью к размышлениям и мечтам. Он искренне признает сложность взятой на себя задачи постичь душу Индии и трудность для понимания идеи «множественности предыдущих рождений человека».


Дабы приблизиться к постижению сущности Индии, он потратил первую часть самого длительного в его жизни тюремного заключения на чтение огромного количества книг. Он читал, думал, размышлял. Наконец он оказался готовым к тому, чтобы изложить свои мысли, и, взявшись за перо, за пять месяцев упорной работы завершил вчерне «Открытие Индии». Но тут ему пришлось прервать работу — кончилась бумага, а достать ее в тюрьме больше не удалось. Когда же он вышел из заключения, его поглотили другие дела и на книгу времени не осталось.


И все же поразительно, как много он успел сделать за пять месяцев: писал по тысяче слов в день. Кто-то возразит, что книга не очень хорошо отредактирована. Теряя нить, Неру иногда возвращается к тому, о чем уже писал. Порой он блуждает и предается раздумьям. Но это не беда! Читать его всегда интересно, он отличный рассказчик и прекрасно выражает свои мысли, все, что волнует его.


«Индия... это культурное целое, родившееся из многообразия, это узел противоречий, в котором переплелись прочные, но невидимые нити. Раз за разом подвергаясь испытаниям, она уберегла свою душу, и, даже если сегодня она кажется кому-то игрушкой в руках гордого завоевателя, на самом деле ее не удалось ни подчинить, ни покорить».


«Индия — миф и мысль, мечта и видение, между тем она вполне реальна, и осязаема, и необъятна... Сегодня старые чары, похоже, теряют свою силу, она пробуждается и приглядывается к новой жизни. Но как бы она ни менялась, а меняться она должна, древнее очарование будет по-прежнему привораживать сердца индийцев».


Объясняя секрет индийского «долголетия», Неру указывает на издавна сложившуюся здесь гармонию человека и природы. Он находит в ней «некий мощный импульс, властный порыв или идею значительности жизни».


«Индия оставалась жизнеспособной на протяжении многих веков не за счет какой-то заветной тайны, а благодаря гуманизму, многоликой и терпимой культуре, глубокому пониманию жизни и ее сокровенных законов».


Впервые я встретилась с Неру осенью 1949 года во время его первой поездки в Соединенные Штаты. Сначала он провел беседу в Колумбийском университете, на которой присутствовала и я. Затем Дороти Норман, давний друг Индии, устроила в честь Неру вечерний прием. Просторная гостиная в ее доме была заполнена до отказа.


Пристроившись на полу у его ног, я смогла в полной мере ощутить, что это за человек. Известный французский фотограф Анри Картье-Брессон, сидевший футах в шести от меня, непрерывно фотографировал. Увы, я не захватила свой фотоаппарат!


Неру не произносил речей, а исчерпывающе и вдумчиво отвечал на вопросы. При этом он часто обращался к теме великого наследия Индии. Все, о чем он писал недавно в «Открытии Индии», еще живо волновало его. В тот вечер я в первый раз услышала о цивилизации долины Инда, существовавшей за 2500 лет до н. э., и о том, как в III веке до н. э. правил великий царь Ашока. Как и подобает приехавшему с визитом премьер-министру, он, конечно, говорил и о текущих событиях, но при этом не раз затрагивал глубинные пласты индийской истории.


Прощаясь с ним в тот вечер, я подумала, что вряд ли еще когда-нибудь встречусь с ним. Но к собственному удивлению, уже через два месяца оказалась в Индии. В начале декабря в Дели проводилась неофициальная конференция по индийско-американским отношениям. Двадцать американских делегатов, отобранных для участия в ней Институтом тихоокеанских отношений, были в своем большинстве президентами различных колледжей и журналистами. Поскольку к тому времени я уже четыре года редактировала «Юнайтед нэйшнз ньюс», меня тоже включили в делегацию.


Неру открывал конференцию, присутствовал на нескольких заседаниях и устроил прием для всех делегатов. Я же имела счастье быть дважды приглашенной к нему на приемы. Первый из них — большой прием в Раштрапати-Бхаван (Дворце президента) — был устроен Неру совместно с новым генерал-губернатором Индии Раджагопалачарией, который незадолго до того сменил на этом посту лорда Маунтбеттена. Народу собралось много — с глазу на глаз не поговоришь. Но Неру подошел ко мне в толпе, и я попросила разрешения сфотографироваться с ним. До сих пор я бережно храню эту фотографию, хотя на ней и. стоит еще какой-то американец, имени которого я не помню.


Второй раз меня пригласили на небольшой ленч в дом Неру, где в недавнем прошлом помещалась резиденция британского главнокомандующего. После смерти Неру там был открыт его музей и мемориальная библиотека. Сначала нам подали прохладительные напитки в сказочном саду, где росло множество великолепных роз, и Неру мог каждое утро срывать прекрасный свежий бутон и вдевать его, по своему обыкновению, в петлицу френча. — Там я сфотографировала Неру — в профиль, на фоне красного зонта. Собранный и внимательный, он с интересом слушает кого-то.


Это фотография человека в расцвете сил. Всего за несколько недель до этого ему исполнился шестьдесят один год. Он был в прекрасном физическом и душевном состоянии. По его словам, он регулярно занимался йогой и даже делал стойку на голове.


Обедали в небольшой домашней столовой на втором этаже. Мы сидели по восемь человек за четырьмя столами. Он усадил меня слева от себя. Справа сидел известный физик и председатель нашей конференции, президент Вашингтонского университета Артур Комптон.


Он пытался завести с Неру разговор на серьезные, возвышенные темы и интересовался его мнением не только по крупным политическим проблемам, но и по вопросам морали, как бы ожидая от него мудрых изречений.


Пока они разговаривали, я с интересом разглядывала чудесные картины, украшавшие стены столовой. Когда Комптон отошел, чтобы наполнить тарелку у сервировочного стола, я спросила Неру об этих картинах. Он объяснил мне, что это репродукции настенных росписей Аджанты.


Неру рассказал об Аджанте, о буддизме в Индии, о том, как были обнаружены эти старинные фрески; объяснил, в чем их ценность как произведений искусства и как вех великого исторического периода.


Вернувшись на свое место, Комптон прервал нашу беседу своим замечанием о важности религии для общества. Хотя Неру не проявил интереса к этой теме, Комптон продолжал ее развивать. Подали десерт, и мы встали, чтобы наполнить свои тарелки. За столом Комптон вернулся к тому же вопросу. Однако Неру внезапно переменил тему, сказав с озорной улыбкой: «Держу пари, вы не догадываетесь, что нам подали на сладкое». Никто из нас и вправду не знал, что мы едим. Оказалось, рецепт этого блюда, приготовленного в основном из картошки, придумал сам Неру.


В тот мой приезд мы больше не встречались. В следующий раз я увидела его, когда в Индию прибыл с визитом министр иностранных дел Китая Чжоу Эньлай. Казалось, руководители двух стран сумели подружиться. В тот год в газетах, на публичных митингах и по радио чаще других повторялась фраза: «Индия — Чайна бхаи-бхаи» («Индия и Китай — братья»). Неру был явно рад возможности высказать гостю все те лестные для китайцев мысли, которые он изложил в своей книге.


Две недели спустя, 26 января 1957 года, незадолго до начала военного парада по случаю Дня Республики, я находилась в ложе для прессы,, расположенной прямо напротив трибуны президента Индии, но на противоположной стороне Раджпатха. Президент страны Сарвапалли Радхакришнан с почетным караулом еще не прибыл, еще не все присутствовавшие расселись по своим местам, ожидая начала церемонии.


Я сидела в самом первом ряду ложи, совсем невысоко над землей, и вдруг увидела, как в нескольких сантиметрах от меня без всякого караула, как простой смертный, идет сам премьер-министр Неру.


Заметив меня, он с приветливой улыбкой поздоровался и спросил: «Вы впервые на Дне Республики?» Я ответила, что уже была однажды в Индии во время празднования Дня Республики, но, правда, не в Новом Дели. «Вы получите удовольствие», — пообещал он и пошел дальше.


В 1960 году, когда я собиралась ехать в Индию в четвертый раз, «Азиатское общество», основанное незадолго до этого Джоном Рокфеллером III, обратилось ко мне с просьбой. Оно собиралось устроить выставку картин Рабиндраната Тагора, посвященную его столетнему юбилею. Общество надеялось, что Неру окажет содействие в ее организации, и хотело, чтобы я обратилась к нему с этой просьбой.


Прилетев в Индию, я позвонила в секретариат премьер-министра, и его секретарь назначил время для аудиенции на следующий день в Южном корпусе министерства иностранных дел.


В своей книге Неру писал о Тагоре как о «выдающемся интернационалисте» и «великом гуманисте Индии». Но в тот день он вовсе не выразил готовности помочь «Азиатскому обществу» чествовать Тагора. «Зачем весь этот шум вокруг Тагора?» — сказал он, чрезвычайно удивив меня. Но объяснялось это, вероятно, тем, что он был слишком занят другими делами. За стенами своего кабинета он всегда вел себя и беседовал так спокойно, что люди легко забывали, как он занят и сколько у него забот. Даже когда мы разговаривали, на его столе непрерывно звонили два телефона. Покой, к которому он привык за двенадцать лет тюремного заключения, превратился в недоступную роскошь.


В период между 1954 и 1958 годами он четыре раза заговаривал об отставке. В апреле 1958 года я присутствовала на пресс-конференции, где он снова затронул эту тему, заявив, что ему нужно время отдохнуть и подумать. До его семидесятилетия оставалось всего несколько месяцев.


В соответствии с индусской традицией старый человек должен «уйти в лес и предаться раздумьям». Первобытно дремучие индийские леса уже давно вырублены. Даже небольшой лесок отыскать не так-то легко. Но это не имело никакого значения. Лес — всего лишь метафора. Главное, он желал «предаться раздумьям». Но Индия не могла обойтись без него. Впереди был величайший за время независимости кризис. Последние три года жизни Неру оказались весьма трагичными. Осенью 1962 года его «братья»-китайцы напали на Индию, отбросив индийские войска от границы так быстро и легко, что, казалось, их не было и в помине. Эти события давили тяжким грузом и сами по себе, но то, что они разыгрались по вине страны, которую Неру так любил и уважал, было невыносимо. На следующий год с ним случился удар, еще через год он умер.


За долгие годы раздумий, предшествовавшие его общественной деятельности, он хорошо узнал себя и свыкся с существованием неведомых ему сил.


Неру неоднократно отрицал свою приверженность какой-либо «религии». Но ни один проницательный человек не может не заметить духовности, проявившейся в его книге. Он уделяет мало внимания вопросам экономики и политики силы. Его более всего интересует, как на протяжении веков шло духовное развитие народа и как оно повлияло на его историю.


Он обладал прекрасными, удивительными человеческими качествами, рассказать о которых вкратце просто невозможно.


Их высоко ценил Ганди, а он был знатоком человеческой натуры. В ту пору, когда Неру был только сорок один год, Ганди сказал о нем: «Он чист, как кристалл. Его честность — вне подозрений. Нация в его руках может чувствовать себя спокойно».


Неру был не просто премьер-министром и выдающимся государственным деятелем. Он был человеком, достойным самого глубокого уважения.

Комментариев нет:

Отправить комментарий